– А в Белозерске что?

– В Белозерске тоже убит мужчина.

– Неопознанный?

– Да нет, как раз этого быстро опознали. Некий Манукян Рафаэль Мовсесович тридцати четырех лет. Личность в Белозерске известная. Труп был обнаружен в собственном гараже – без одежды, с жетоном на правой руке. В гараже стояла его машина, убийца на нее не позарился. А вот одежду Манукяна и стреляную гильзу забрал. Отпечатков, кроме отпечатков потерпевшего, ничьих обнаружено не было – ни на воротах гаража, ни на машине. Он, Манукян, видно, откуда-то приехал, ставил машину. А кто-то у гаража его и подстерег. Причина смерти – пулевое ранение в голову. Выстрел сделан с близкого расстояния. Судя по тому, что кругом дома, а выстрела никто из соседей не слышал – использовался глушитель. Согласно данным экспертизы, убийство произошло около одиннадцати часов вечера двадцатого августа. Тело же было обнаружено на следующий день.

– В Петергофе мужчина, в Белозерске тоже, у нас Блохина. И возраст тоже жертв не одинаков – там пожилой, в Белозерске и здесь тридцатилетние. – Катя помолчала. – По почерку – серия, но жертвы такие разные… Ты сказал, этот Манукян был в Белозерске известной личностью. Что, какой-то местный авторитет? А не мог он быть как-то связан с порнобизнесом? Может, он был знаком с Блохиной? У нее ведь, как мы слышали, были обширные связи.

– Насколько я в курсе, он был занят совсем другим бизнесом, Катя. Был даже судим – в июне суд прошел, дали ему, правда, два года условно.

– За что?

– А он являлся хозяином передвижного зооцирка.

– Зоо …чего?

– Манукян владел передвижным зооцирком. Сейчас такие в провинции ездят – зоопарк на колесах плюс пара дрессированных животных – собаки, мартышки, медведи. Пляшут, через обруч прыгают. К нам из Белозерска информация пришла. У них там этот случай всю область всколыхнул. У Манукяна проблемы возникли с финансами. Он уволил персонал, перестал кормить животных. Завез весь свой цирк в какую-то глухомань и бросил там клетки, зверей на произвол судьбы, а сам смылся. Дело-то зимой было, там морозы ударили тридцатиградусные. Животные в клетках погибли почти все от холода и истощения – обезьяны, тигр, олени, птицы, верблюд и еще какая-то мелочь типа бурундуков и белок. Мне мужики из местного отдела милиции по телефону рассказывали – картина была жуткая. Звериный Освенцим. Ну, этого Манукяна, естественно, привлекли к ответственности за жестокое обращение с животными. Судили даже. Процесс открытый был, газеты о нем писали. Срок дали условный, учитывая, что он в прошлом весь из себя положительный, отец троих детей и т.д. Интересно, чему он детей-то своих научил, урод… Тем все и кончилось. А двадцатого августа ему кто-то пулю в башку влепил и труп раздел догола.

Катя долго молчала.

– Не понимаю, – сказала она, наконец. – Что же это? Такой разброс – Петергоф, Белозерск, наш подмосковный Октябрьский-Левобережный… Слушай, но вы все-таки установили, как тело Блохиной оказалось в кузове самосвала с гравием?

– Считай, что установили, – Колосов коротко поведал о своей речной эпопее. – Только убили ее не на том причале. И, по-моему, не на барже.

– А где же, где?

Колосов посмотрел в темное небо:

– Поздно уже.

– Ты опять что-то от меня утаиваешь? – не выдержала Катя.

– Кроме идентичного почерка и этих чертовых жетонов все три убийства объединяет кое-что еще, – Колосов потер лицо рукой. – Башка у самого гудит – сил нет. Я ничего от тебя не скрываю. Только я сам еще все концы не связал. Если б ты только знала, Катя, сколько километров я сегодня проехал… Такая езда мозги в студень превращает.

– Ты всегда найдешь отговорку, лишь бы не посвящать меня в самое важное, – обиделась Катя. – Между прочим, я проехала сегодня не меньше твоего. И здесь мы сначала без тебя, гениального сыщика, вдвоем с Иваном Захаровичем управлялись. Ладно, умолять тебя не буду. Обойдешься. Давай, что застыл? Заводи мотор. Кто меня домой отсюда повезет? ОМОН, что ли?

– Я пока что сам для себя не определил, что в этом деле самое важное. – Колосов послушно сел за руль и повернул ключ зажигания. – А с Блохиной правда ты здорово нам помогла. По крайней мере, мы теперь знаем, чем она зарабатывала себе на жизнь, чем занималась эта ее «фирма».

– Я и этого не понимаю, Никита.

– Чего ты не понимаешь?

– Как она могла, – Катя запнулась. – Она ведь из такой хорошей семьи. Мы же видели ее родных… Да, она инвалидом была с детства, была обезображена, но разве можно до такой степени из-за этого ненавидеть всех и вся? Ненавидеть людей? Как ты думаешь, нам удастся установить клиента, к которому она отправилась в Углич? Думаешь, Бузыкин нам в этом не соврал?

Колосов внезапно резко нажал на тормоз. Машина, уже начавшая выруливать на дорогу, остановилась.

– Как ты сказала? Черт, да она же в Углич ехала! Точно, как же это я сразу… Буза так ведь и сказал – в Углич, а это же… это же… Тихо. Спокойно, – он перевел дух, взглянул на вконец удивленную Катю. – Не будем гнать коней во весь опор, и еще раз все детально проверим.

– Что проверим-то? Никита, ты меня просто убиваешь.

– Проверим – причаливала ли в Угличе наша баржа.

ГЛАВА 12.

ФЛАГИ ИЗ БЕТОНА

Катя боялась даже думать о том, что сделает с ней «драгоценный В.А.», когда она переступит порог квартиры. Она умоляла Колосова ехать быстрее. Но от Красного Пролетария до Фрунзенской набережной, до дома родного не домчишься беспечной кометой. Колосов не спрашивал, почему она так погоняет его, отчего нервничает и явно трусит. Лишь сумрачно предложил у подъезда:

– Давай хоть до лифта провожу, темно ведь.

– Ни в коем случае, – испугалась Катя. – Все, пока.

Он уехал, плюнув в сердцах. А она поднялась на лифте на свой этаж. Долго прислушивалась – не раздастся ли из-за двери рычание разъяренного голодного льва. Ей все чудилось – вот сейчас с грохотом и лязгом сдвинется вбок какая-то ржавая решетка и она, ослепленная ярким светом, очутится на древней как мир арене. И нет ей спасения – лев, господин, муж, царь, он уже ждет ее, щелкает зубами.

Катя, конечно, пыталась бодриться – ну, чего там, подумаешь, поздно вернулась, три часа ночи. Подумаешь – не позвонила, а может, в телефоне батарея села? Но дух ее был слаб.

Квартира же встретила ее темнотой и пустотой. Кравченко отсутствовал… «Ну, все, – с тоской решила Катя. – Он отправился меня искать. От него можно ждать чего угодно. Он и в главк может нагрянуть, на проходной скандал затеять. И в Химки. А они в дежурной части вполне его, скандалиста, могут задержать. Ой, что будет! Кошмар!»

Она бросилась к телефону и хотела позвонить – ему. Но не решилась. Свернулась калачиком в кресле под неяркой лампой. И стала ждать – не остановится ли на набережной машина, не стукнет ли лифт.

Сама не зная как, она уснула. Проснулась от того, что почувствовала на щеке чье-то прикосновение. Открыла глаза. «Драгоценный В.А.» был близко-близко. Сидел на полу у кресла, распространяя вокруг себя такое амбре…

Катя зажмурила глаза. Ой, мамочки…

– Маленький мой, бедный Катеныш, – услышала она нетвердое, нежное, виноватое, – заждался, уснул. Меня, дурака, заждался, да?

Катя встрепенулась – что это значит?

– Ну прости, прости, мой зайчик. Задержался я. Но если бы ты знала почему! А позвонить – не позвонил, так, представляешь, сдуру телефон отключил и забыл про него совсем. А потом такие дела пошли, что… Ну, прости меня, – «драгоценный» потянулся и поцеловал ее руку, лежащую на подлокотнике кресла. – Мне про такой прикол рассказать тебе надо – не поверишь.

– Про прикол? – после всех своих приключений в Химках и в Красном Пролетарии Катя соображала туго. Кажется, он перед ней извиняется. Извиняется за то, что вернулся поздно и не позвонил. А как же тогда… Ой, мамочки…

– Ты где был, Вадик? – пролепетала она.

– Да я же говорю – прикол полнейший случился. Я раньше времени болтать не хотел. А тут такие дела поперли вдруг.