– Не в курсе – в декабре и в Новый год никто из ваших в Питер не ездил?

– У нас питерских нет.

– И все же?

– Не знаю. Да вряд ли. Нет. Питер – город дорогой.

– Этот вопрос я бы просил вас уточнить подробнее с людьми. Так, между прочим спросите, ладно?

– Хорошо, спрошу. Только зачем это все вам? Я в толк никак не возьму. Левак этот наш и… Вы что, кого-то из моей команды в чем-то еще подозреваете, а?

Колосов молчал.

– Мы пока просто уточняем кое-какие факты, – произнес он после паузы. – Не думаю, что это имеет прямое отношение к вашему экипажу. Но все проверить мы обязаны.

– Да что проверять-то? Я тут Каримова-экскаваторщика пытал – в чем дело? А он, черт обкуренный, на меня матом – ты, мол, меня чуть под статью уголовную не подвел. Какую статью?

– Скажите, Максим Маркелович, вы в этот рейс шли через Углич?

– Да, а то как же иначе?

– И вы в Угличе останавливались, да?

– Нет.

– Не останавливались? – Колосов поднялся, – Не грузились, не выгружались?

– Да нет, прошли согласно расписанию – шлюзы ведь, не что-нибудь. С этим строго. Опоздаешь и будешь загорать, окно ждать. И так у нас график не слишком удачный был. Ночь в затоне стояли, теплоход ждали.

– В затоне? Где же это?

– Да возле самого Мышкина, на водохранилище. Там отстойник для барж и буксиров. Мы по графику шлюзы с частником каким-то должны были проходить. Ну, вот и ждали его в затоне. У нас первый шлюз в половине седьмого утра был. Ночью и теплоход этот подошел в затон.

– Теплоход? Что за теплоход?

– Да вроде экскурсионного. Частник, двухпалубный.

– И что же вы одни в этом затоне стояли?

– Зачем одни? Барж полно, катера, буксиры. А теплоход – он, собственно, в затон-то и не заходил. Поодаль стоял, у берега – там причал экскурсионный. Ну, мы тоже у самого берега, только в затоне. К шлюзу-то тютелька в тютельку по графику подошли – этот купец двухпалубный, потом уж мы за ним.

– А что за суда рядом с вами стояли – ну, борт к борту?

– Катер буксировочный стоял.

– Команда на нем была?

– Команда в Мышкин подалась. Местные они. К своим бабам утекли в теплые кровати.

– Вы-то на барже в ту ночь – только честно, – что делали?

– Да что? Спали. Стоим же, загораем, команда отдыхает. После ужина – все как сурки, рейс муторный был, и с погодой не повезло – лило как из ведра.

– Еще вопрос: только ответьте честно, Максим Маркелович, вот если бы там, в затоне кто-то с катера либо с причала тайком высадился бы у вас на барже – там, где груз основной, где гравий – заметили бы вы?

– Тайком? Быть того не могло.

– Ну, предположим – было. Заметили бы?

Боцман Криволапенко внимательно посмотрел на Колосова.

– Не пойму, к чему вы клоните… Честно-то? Это ежели положа руку на сердце? Да нет, вряд ли бы заметили. Если, конечно, все это по-быстрому было… Мы-то спали, отдыхали. Часть команды на берег сошла еще с вечера… Ну выпили, конечно, ребята – не без этого ж… Вахтенный был, но… И он, в общем, тоже… Однозначно – нет.

– Вы названия тех барж, катера и теплохода не помните?

– Баржа-то там была одна нашего пароходства, из Костромы. Остальные волжские. Катер местный, ярославского разлива. А теплоход… Ах ты черт… Так его по шлюзовому расписанию установить можно, – боцман почесал переносицу. – Вертится в голове название – что-то навроде «Авроры»… Нет, не помню.

– Этот ваш затон от Углича недалеко, так? – уточнил Колосов. – Слыхал, что там Волга возле Мышкина больно красивая, да не был никогда.

– Съездите. Места там отличные. Водохранилище Рыбинское. Там люди строятся сейчас по берегам… А так дома отдыха есть, базы. Гостиница имеется для рыбаков – дорогая, люксовая. И эти, как их – клубы, випы, – боцман вздохнул. – Только простому человеку работяге в клубах-то этих не отдыхать, нет. Да нам-то и отдыхать некогда.

– Вы же говорили – зимой отпуск, – усмехнулся Никита. – А зима у нас длинная.

– А, – Криволапенко снова махнул рукой. – Какой отпуск, где? В деревню к братану езжу. Братан у меня фермер, такое хозяйство развел. Одних свиней двадцать штук. Там помогаю, потом своя семья. Подлечиться в санатории и то недосуг. А с марта в порту торчишь – то ремонт пробиваешь, то детали закупаешь. Нет, отпуск это для бездельников. Или для тех, кому деньги с неба валятся. Если такие, конечно, есть. Я воров в виду не имею, – Криволапенко покосился на Колосова. – Все же, мил-человек, с гравием-то нашим как дело обстоит? Неужто уголовное дело будет? Из-за такой ерунды… Вся команда переживает.

Колосов смотрел на боцмана – значит, если не врешь, там, у вас на этой барже экипаж больше всего волнует левак…

Что же все-таки произошло той ночью в затоне недалеко от Углича? И там ли все это случилось? А если там, то…

ГЛАВА 17.

ГРОМКАЯ СВЯЗЬ

Быть не в ладах с собственной гениальностью особенно накануне концерта, было для Кирилла Бокова делом обычным. «Я – гений» – он повторял это в душе сотни раз в форме самого действенного аутотренинга. Я – гений, я – гений, я… И идите вы все от меня, идите, не сбивайте, не разрушайте с таким трудом выстроенный каркас – карточный домик внутренней убежденности в грядущем успехе.

Ведь как все же обидно, несправедливо – если не скажешь сам себе таких слов, никто их тебе не скажет. Никто! На генеральном прогоне в зале встречают цветами, вспышками камер, микрофоны под нос суют. А за спиной обмениваются подлыми улыбочками, ерничают, оскорбляют. Корреспонденты вопросы с подковыркой подбрасывают, провоцируют. Все жаждут не концерта, не песен, не творчества, не полной его артистической отдачи, а скандала.

А вот не будет скандала, не будет. И концерт пройдет при аншлаге, успешно. И цветов будет море – об этом Олег Свирский давно уже позаботился, заказал. И никто, никакие гнусные вражеские выпады не помешают ему, Кириллу Бокову провести концерт достойно – да что там достойно… Гениально! И голос он не потеряет от волнения, и в обморок не упадет – не дождетесь, господа…

– Что ты все мечешься? Пора ехать, тебе надо как следует отдохнуть перед концертом.

Кирилл Боков уставился на Свирского – а, он тут оказывается, в гримерной. С этим генеральным прогоном, не успеваешь замечать, что делается вокруг.

– Ты какой-то не такой сегодня, Кира, – Свирский покачал головой. – Весь словно ввысь устремленный… Светишься прямо. В кино вполне сниматься можешь в героической роли.

– У меня здесь, вот здесь, – Боков положил ладонь себе на грудь, на белую шелковую рубашку от Армани, – все горит.

– Волнуешься? Брось.

– Нет, это не мандраж, это… это, наверное, вдохновение.

Свирский сдвинул на лоб черные очки (у него была такая пижонская манера не расставаться с ними даже в помещении).

– Правда? – спросил он.

– Правда, – ответил Боков. – А что, такого со мной, по-твоему, просто не может быть?

– Вот это мне нравится, – Свирский потрепал его по плечу. – Это как раз то, что нужно перед концертом – кураж. Кира, дорогой, если бы ты знал только… Ты им всем сегодня такой шомпол в задницу вставишь… Ты покажешь, на что ты способен, а потом – пусть болтают что хотят. Ты будешь уже наверху, в самой десятке. Мы с тобой такие дела завернем. Мне тут на днях недвусмысленно намекали по поводу фестиваля в Ницце. А потом – Давос, русский десант, культурная программа. Окажешься представленным там – это уже вообще совсем другой уровень…

– Кирилл Кириллович, там внизу, на входе корреспонденты седьмого канала. Их охрана не пропускает!

Боков и Свирский почти одновременно оглянулись – в двери гримерной заглядывал Николай – водитель из автофирмы «Ваш путь».

– Я не планировал на сегодня никаких интервью с тобой, – Свирский недоуменно пожал плечами. – Вечером концерт, репетиция только что кончилась, ты устал… Они, наверное, по своей инициативе приперлись. Я их отошлю, тебе нельзя сейчас расходовать энергию на пустой треп.