«Каково ваше впечатление от концерта?» – кричали ему папараци. «Просто потрясающее! Такая благодарная публика!». – «Как вам Москва?» – «Я рад петь в Москве, в этом знаменитом зале!» – «Какие у вас планы на будущее?» – «Еще не знаю, впереди второе отделение концерта, дайте дожить». – «А вот хрен у меня доживешь, сволочь! Скажи прессе, за сколько серебренников фанеру себе на этот раз купил?!»

Это было подобно разорвавшейся бомбе. Все на мгновение оторопели. Кравченко, расталкивая толпу, танком попер вперед – о, этот голосок он узнал бы из тысячи! Жданович был здесь. Он тоже отличался сообразительностью и знал, как пересечься с Боковым в самом интересном месте, чтобы закатить скандал на глазах у прессы.

– Сволочь, попса, я тебе говорил – мы еще с тобой, Кирюшка, встретимся. Ну, вот и встретились!

Жданович – это был действительно он – буквально вывалился из толпы журналистов. Даже местная охрана растерялась – как же это, узнаваемая личность, артист, питерская рок-знаменитость – что же ему при всех руки, что ли, крутить?

– Алексей Макарович! – Кравченко решил взять на себя миссию буфера, – Алексей Макарович, держите себя в рамках!

– Кирюшка, сволочь слюнявая!

– Уберите его от меня! – крикнул Боков. И так этот крик его – злобный и одновременно затравленно-заячий, жалкий был непохож на прежние его шумно-восторженные восклицания, что в толпе журналистов послышались смешки.

– Боишься меня, сволочь – правильно боишься, – хрипло орал Жданович. – Я тебя в Питере живым, не покалеченным отпустил, сжалился над тобой, уродом, а ты здесь снова за свое – воздух портишь, песенки поешь, мелодии воруешь!

– Сам воруешь – хулиган, пьяница! Охрана, да что же вы смотрите – выбросите эту пьяную морду отсюда!

– Это кого выбросить? Меня? Алексея Ждановича – выбросить? Да за такие слова я тебя, сволочь… Убью!

Охрана сомкнула вокруг Кирилла Бокова плотное кольцо. Но ни эта мера, ни какая-то другая со стороны противника не остановила бы распаленного гневом Ждановича. Наклонив голову, изрыгая проклятия, он ринулся вперед как бык на матадора и… буквально взмыл в воздух на полметра. Кравченко, обхватив его сзади, поднатужился, приподнял и… вскинул это брыкающееся, орущее, вырывающееся и довольно-таки тяжелое тело себе на плечо. Голова Ждановича свесилась. Каблуком ботинка он здорово въехал Кравченко «ниже талии», кулаком выбил у не успевшего увернуться журналиста камеру.

– Вот так, господа газетчики, – Кравченко одной рукой придерживал извивающееся тело клиента, другой вытирал взмокший лоб, – Алексей Макарович, ша! Я сказал! Все равно я вас не выпущу. Вот так. А ты камеру убери – не лезь. Тысяча извинений, пардон, где тут выход? Провожать нас нет необходимости. Мы уж сами… Тысяча извинений.

Не обращая ни на что и ни на кого внимания, он потащил Ждановича к лифту. Журналисты валом повалили за ними. Сунулись было, однако в лифт Кравченко не пустил никого.

– Да поставь ты меня на ноги, дьявол! – прохрипел Жданович, когда двери закрылись. – У меня кровь в голову ударит!

– Моча, моча, а не кровь вам в голову ударяет, уважаемый, – Кравченко, тяжело дыша, опустил Ждановича на пол лифта. – Килограммов восемьдесят в вас точно есть – можете даже не взвешиваться…

– И ты тоже сволочь порядочная, – Ждановича шатало. – Предатель, охранничек…

– Ради вас же стараюсь.

– Да пошел ты от меня!

Двери лифта открылись. Кравченко думал, что они уже внизу, в фойе. Но это был еще какой-то холл – полутемный. И в холле этом, оказывается, их уже ждали.

Кравченко понял лишь то, что это снова охрана Бокова. Та самая охрана, которая на глазах прессы вела себя весьма сдержанно и корректно. О, здесь в пустом темном холле отношение уже было совершенно иным. Кравченко попытался запихнуть клиента в лифт – пусть катится, пока мы – профи – поставим все точки над «i» между собой. Но лифт застопорился.

Охранников было шестеро. Первому, самому решительному Кравченко въехал кулаком под дых. Нападение – лучшая защита. Двоих отшвырнул как котят. Но сокрушительный удар в грудь отбросил его самого к стене. Он поднялся – это последнее дело, когда на твоей спине пляшут, как на танцполе. Ринулся в бой, собираясь показать им кузькину мать, еще успел крикнуть: «Макарыч, вали отсюда, я тут сам с ними….» Удар пришелся сзади по голове – видимо резиновой дубинкой.

Очнулся Кравченко уже в такси. За окнами мелькали огни. Этакая сплошная оранжевая карусель, головокружение…

Клиент был тут, сидел рядом, поддерживал своего побитого охранника – заботливо и осторожно.

– Куда мы, Макарыч? – интимно шепнул Кравченко. Все плыло, плыло, кружилось…

– В Склиф, – Жданович вытер кровь с его разбитого носа. – Дурья башка ты, пацан…

В приемном покое института Склифосовского Кравченко немного оклемался. Жданович сдал его с рук на руки врачам. Те сразу направили на рентген. До рентгеновского кабинета Жданович провожал его как маленького. Спросил телефон – «Кому позвонить, чтоб сюда приехали? Напарнику твоему?» Кравченко хотел сказать – жене, но прикусил язык. Еще Кати здесь ночью в Склифе не хватало! Дал телефон Мещерского.

– У вас два ребра сломаны, дорогой товарищ, – жизнерадостно сообщил рентгенолог. – Сейчас снова в приемный, ссадины обработаем…

Спустя час Кравченко на нетвердых еще ногах вышел в коридор приемного покоя. На банкетке у смотровой уже дежурил примчавшийся в Склиф Сергей Мещерский.

– А клиент мой где? – спросил Кравченко. – Где Жданович?

– Не знаю. Я приехал, тут никого не было. При мне старушку какую-то «Скорая» привезла с улицы, – Мещерский покачал головой, – Ай-яй-яй, Вадик, как это тебя угораздило? Такие фингалы… Что случилось? Кто это тебя так?

– Где Жданович? – Кравченко, не отвечая другу, заглянул в смотровую. – Сестра, тут со мной мужик был, тоже побитый весь… Где он?

– А он уехал. Мы ему предложили оказать помощь, он отказался наотрез. Странный какой-то, – молоденькая сестра строго поглядела на Кравченко. – Вообще пить надо меньше, гражданин.

– А кто пил-то? – хмуро спросил Кравченко.

ГЛАВА 19.

СИРОП ИЗ КРОВИ

Никто не подозревает о том, что сулит вам завтрашний день. Еще двое суток назад Олег Свирский думал об отдыхе в «Рождественском», как о чем-то весьма отрадном и приятном. После бешеного ритма, который он фактически сам задал себе и всей команде, готовившей сольный концерт Кирилла Бокова в «России», отдых на природе в комфортабельном VIP-комплексе «Рождественское» вместе с главным виновником торжества представлялся ему сущей нирваной. Свирский по три раза на дню справлялся у водителя Николая, ездившего в «Рождественское» арендовать люксы и оплачивать аренду и зафрахтованный катер, о том, все ли там в порядке. Желать совместного отдыха с Боковым у него было сразу несколько причин, как деловых, так и чисто личных. Да, чисто личных…

Но вот прошло два дня, отшумела «Россия», Кирилл Боков давно уже был в «Рождественском» – отдыхал, читал о себе и о своем концерте в газетах, а его менеджер и технический директор в одном лице в «Рождественское» не торопился. Более того – была такая горькая минута, когда Олег Свирский решил для себя на будущее вообще разорвать партнерские и деловые отношения с Кириллом Боковым.

Нет, не скандал в антракте явился тому причиной. Конечно, явления в виде «Те же и пьяный Жданович» они в тот поистине триумфальный вечер для себя не ждали. Но ничего фатального в принципе там, на глазах журналистов не произошло. Ждановича и его наглого охранника служба безопасности, нанятая Свирским, быстро привела к нужному знаменателю и выдворила вон. А скандал лишь подогрел интерес прессы к концерту и частной жизни Кирилла Бокова. Об инциденте написали все московские газеты, трубили все музыкальные радиостанции. Навалом весьма пикантной информации было и в Интернете – грех, в общем, было жаловаться на такой масштабный рекламный «промоушн». Да и сам Боков после банкета быстро обрел утраченное душевное равновесие и уже вспоминал о скандале, как о чем-то хоть и не очень приятном, но малосущественном, никак не влияющем на отношение к нему Москвы, для которой он пел целых два отделения концерта с полной отдачей, не жалея своего таланта и голоса.